Черные кувшинки - Страница 18

К оглавлению

— Ты хочешь сказать, я недостаточно горячо выражаю свою благодарность?

Он посмотрел Бенавидишу в глаза и спросил уже другим, серьезным тоном:

— Когда ждете малыша?

— Да на днях уже. По идее роды должны быть через пять дней. А там кто его знает…

Серенак положил в рот первый кекс.

— Мама дорогая! Божественно! Твоя жена совершает большую ошибку.

Сильвио Бенавидиш наклонился к папке, прислоненной к спинке стула. Когда он выпрямился, его начальник был уже на ногах.

— А если еще с кофе!.. Пойду быстренько спущусь, — сказал Серенак. — Тебе принести?

Скрученная в рулон распечатка, которую Сильвио держал в руках, развернулась, едва не коснувшись нижним краем пола.

— Э-э… Нет, спасибо.

— Уверен?

— Э-э… Ну ладно. Только мне чай. Без сахара.

Спустя несколько минут инспектор Серенак вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками в руках. Шоколадные крошки со стола исчезли. Серенак вздохнул, словно давая помощнику понять, что он тоже имеет право на короткий отдых. Но не успел он сесть, как Бенавидиш приступил к докладу.

— Так вот, патрон, на данный момент установлено следующее. Отчет судмедэкспертизы подтверждает, что Морваль скончался от ранения холодным оружием. Смерть наступила в течение минуты. Уже затем Морвалю раздробили камнем череп и опустили его голову под воду. Именно в таком порядке.

Серенак окунул кекс в кофе и с улыбкой произнес:

— Учитывая репутацию окулиста — если она тоже подтвердится, — в дело могут быть замешаны сразу три ревнивца. Ассоциация рогоносцев. Отсюда — ритуальный характер преступления. Помнишь «Убийство в „Восточном экспрессе“»? Вот и у нас тут нечто похожее.

Бенавидиш уставился на него изумленным взглядом.

— Да шучу я, Сильвио, шучу!

Серенак окунул в кофе очередной кекс.

— Ладно, давай серьезно. Лично я вижу в этом деле некоторые странности. Одно с другим не стыкуется…

Взгляд Сильвио оживился.

— Совершенно с вами согласен, патрон.

Чуть поколебавшись, он добавил:

— Вообще-то, я хотел показать вам кое-что еще. Мне кажется, вы будете сильно удивлены.

15

Фанетта не шла, а бежала — она всегда возвращалась из школы бегом. По улочкам Живерни она пробиралась с оглядкой, чтобы не наткнуться на Винсента, Камиля или Мэри. Для нее это не представляло особой трудности — все деревенские тропки она знала наизусть. Поль настаивал, что должен ее проводить. «Нечего, — повторял он, — ходить одной, когда в окрестностях бродит преступник», но она не поддалась на уговоры. И ни о чем не проболталась.

«Это мой секрет!»

Ну вот, она почти у цели. Перебежала через мостик, миновала портомойню. Показалась двурогая мельница с высокой башней, всегда наводившей на нее страх.

«Честное слово, Поль, завтра я все тебе расскажу. Расскажу, с кем я встречаюсь каждый день уже целую неделю. Завтра. Или послезавтра».

Фанетта вышла на дорогу, ведущую к полям.

Джеймс уже ждал ее.

Он стоял чуть поодаль, посреди пшеничного поля. Колосья доходили ему до колен. Рядом стояли четыре мольберта. Фанетта перешла с бега на шаг.

— Вот и я!

Джеймс широко улыбнулся в седую бороду и обнял Фанетту.

— Ну наконец-то, негодница! А ну, быстро за работу! Солнце ждать не будет. И чего они вас столько времени в этой школе держат?

Фанетта устроилась за одним из мольбертов — самым низким, ей по росту. В лакированном ящике лежали тюбики краски и кисти.

О старом художнике, с которым Фанетта познакомилась неделю назад, она знала немного: что он американец, что зовут его Джеймс, что он почти каждый день приходит сюда писать. Джеймс сказал ей, что она — самая способная девочка, какую он когда-либо встречал, а повидал он их немало, потому что у себя в Америке преподавал живопись. Еще он говорил ей, что она слишком много болтает: хоть у нее и талант, ей надо учиться сосредоточенности. По примеру Моне. Главное — это наблюдательность и воображение. У Джеймса на этот счет прямо пунктик. Наблюдательность и воображение. Еще надо писать быстро — для того он и носил с собой четыре мольберта. Чтобы успеть уловить движение солнечного луча, шевеление тени, изменение цвета. Моне, по его словам, ходил на натуру с шестью мольбертами. Таскать их он нанимал местных ребятишек.

«Вот уж фигушки, — думала про себя Фанетта. — Если Джеймс рассчитывает, что я буду носить за ним мольберт, то он ошибается». Она сразу догадалась, что он ей заливает, но сделала вид, что всему верит. Джеймс — симпатичный старикан, если бы еще не изображал из себя Клода Моне.

«А меня не принимал за идиотку!»

— Фанетта! А ну не спать! За работу!

Девочка писала нормандскую портомойню, мост над ручьем, мельницу на отшибе. Она работала уже довольно долго.

— А ты знаешь такого Теодора Робинсона? Нам учительница в школе рассказывала…

— Что именно?

— Она записала весь класс на конкурс. Международный конкурс, мистер Джеймс! Честное слово, МЕЖДУНАРОДНЫЙ! Премия Робинсона. Если я выиграю, то поеду в Японию или в Россию, или в Австралию. Но я еще не решила, буду участвовать или нет.

— А больше она ничего не рассказывала?

— Ну, там еще полагается куча долларов.

Джеймс аккуратно опустил палитру на ящик с красками. Вот, сейчас бороду запачкает! Она у него вечно в краске.

Сегодня, например, в зеленой.

«Какая я все-таки нахалка! Никогда не говорю ему, что у него борода в краске. Но это до того потешно…»

Джеймс подошел к ней ближе.