Черные кувшинки - Страница 26

К оглавлению

— Если другого нет! Только похолодней!

Она улыбнулась Серенаку:

— Не осуждайте меня, Лоренс. Могу я поэксплуатировать его еще несколько дней?

Инспектор молча склонил голову. Беременные женщины не просто сверхсексапильны, они еще и суперкапризны.

— Думаю, он такой во всем мире один. И вы его вычислили.

— Я тоже так думаю, инспектор.

— Пожалуй, ему чуть-чуть недостает воображения?

— Вот уж нет!

Вернулся Сильвио с большим стаканом, из которого торчала соломинка. На боку стакана красовался кружок апельсина. Беатрис поцеловала мужа в губы.

— Ну, поскольку я вымок до костей, то испытывать жажды не могу по определению… — начал Серенак.

— Простите, патрон! Что вы выпьете?

— А что у тебя есть?

— Пиво?

— Прекрасно! Только похолоднее. На апельсин я не претендую, но от соломинки не откажусь.

Беатрис одной рукой придерживала шаль, а во второй сжимала стакан.

— Сильвио, скажи ему, пусть катится к черту.

Бенавидиш расплылся в улыбке до ушей.

— Темное, светлое или безалкогольное?

— Темное.

Сильвио снова исчез в глубине дома. Беатрис опять склонилась к фотографиям.

— Это кто? Учительница?

— Да.

— Понимаю вас, инспектор. Она действительно… как бы это сказать… хорошенькая. Неотразимая. Как будто сошла с романтической картины. Или как будто специально позирует.

Лоренс даже вздрогнул от неожиданности. Как странно. Во время встречи с учительницей ему пришла в голову та же мысль. Беатрис внимательно рассматривала остальные снимки. Она отбросила назад спадающие на лоб волосы и слегка нахмурила брови.

— Инспектор! Хотите, я вам помогу?

— С расследованием?

— Да. На этих фотографиях есть деталь, которая прямо-таки бросается в глаза. Во всяком случае, в глаза женщине.

19

Стефани Дюпен стояла возле круглого окна и глядела на улицу, по которой передвигались мокрые жители Живерни. На ней все еще было облегающее черное платье. Через несколько минут она отошла от окна примерно на метр и сняла платье. Полураздетый Жак лежал в постели на боку. Он поднял глаза от бюллетеня по продаже недвижимости в округе Анделис. Комната располагалась в мансарде. Через середину потолка тянулась дубовая балка, с которой свисала лампочка под абажуром, заливавшая комнату рассеянным светом.

Кожа Стефани приобрела под ней оттенок красного дерева. Женщина снова приблизилась к окну и стала смотреть на вечернюю улицу — площадь возле мэрии, тополя, школьный двор.

«Что ты встала у самого окна, — подумал Жак, — тебя же с улицы видно!» Но вслух он ничего не сказал. Стефани буквально прилипла к окну. На ней был только лифчик, черные трусы и серые чулки.

— Почему на похоронах все время идет дождь? — чуть слышно прошептала она.

Жак отложил журнал в сторону.

— Не знаю. В Живерни часто идут дожди, Стефани. В том числе во время похорон. Просто про дождь на похоронах люди дольше помнят.

Он уставился на нее пристальным взглядом.

— Ты ложишься?

Она ничего не ответила, но медленно отошла от окна. Развернулась в три четверти оборота и поймала свое отражение в круглом окне.

— Я потолстела, тебе не кажется?

Жак улыбнулся:

— Смеешься, что ли? Ты…

Он замялся, подыскивая слово, способное передать то, что он чувствовал, глядя на ее длинные волосы, гибкую спину цвета меда и изгибы ее тела.

— Ты… Настоящая мадонна.

Стефани улыбнулась. Завела руки за спину и расстегнула лифчик.

— Нет, Жак. Мадонна красива потому, что у нее есть ребенок.

Она повесила деталь туалета на плечики, висевшие на вбитом в балку гвозде. Повернулась и, не глядя на Жака, села на край кровати и принялась медленно снимать чулки. Жак вытянул из-под одеяла руку и положил ее на плоский живот жены. Чем ниже она наклонялась, снимая чулок, тем ближе к его руке была ее обнаженная грудь.

— Кому ты хочешь понравиться, Стефани?

— Никому. Почему я должна кому-то нравиться?

— Мне, Стефани. Ты должна нравиться мне.

Стефани ничего не ответила. Молча легла и накрылась одеялом.

— А мне не понравилось, — после некоторого колебания сказал Жак, — как на тебя пялился этот полицейский. На похоронах Морваля. Очень не понравилось.

— Не начинай. Хватит уже.

Она повернулась к нему спиной. Жак слышал ее ровное дыхание.

— Завтра Филипп и Титу зовут меня на охоту. На плато Мадри. Ближе к вечеру. Ты не возражаешь?

— Нет. С чего бы я стала возражать?

— Точно? Если скажешь, я останусь.

Ровное дыхание. Вот и все, что у него есть — спина жены и ее дыхание.

Это невыносимо.

Он положил журнал в изножье постели. Чуть помолчав, спросил:

— Ты не будешь читать?

Стефани покосилась на ночной столик. На нем лежала одна-единственная книга. «Орельен» Луи Арагона.

— Нет, не буду. Можешь выключать.

В комнате стало темно. Черные трусы упали на пол.

Стефани повернулась к мужу.

— Сделай мне ребенка, Жак. Умоляю тебя.

20

Инспектор Серенак во все глаза смотрел на Беатрис, силясь разгадать, что прячется за ее насмешливой улыбкой. Веранда словно превратилась в допросную. Жена Сильвио Бенавидиша зябко куталась в шаль.

— Беатрис! Так что за деталь бросилась вам в глаза?

— Она касается вашей учительницы. Кстати, как ее зовут?

— Стефани. Стефани Дюпен.

— Ах да, Стефани. Красивая девушка. По словам Сильвио, она разбила вам сердце.