Черные кувшинки - Страница 36

Амаду Канди поставил пейзаж перед полицейскими.

— Еще одна деталь. Эжен Мюрер на два года — с тысяча восемьсот девяносто третьего по тысяча восемьсот девяносто пятый — уезжал в Африку, подальше от цивилизации, и вернулся с чемоданами, полными холстов. Если у вас есть хоть немного вкуса, вы согласитесь, что Мюрер — превосходный колорист. В его творчестве мы видим поразительное сочетание импрессионизма с наивным стилем, близким к примитивизму.

Лоренс Серенак оторвал задницу от скамьи и подошел к картине поближе. Сильвио Бенавидиш даже не пошевелился.

— Спасибо, месье Канди. Итак, мы выяснили практически все о предке Мюреров, Эжене, — художнике, коллекционере и кондитере. Теперь давайте, с вашего позволения, вернемся к его потомкам — Элиссон и Кейт. Два года назад Кейт Мюрер получила от хозяина острова строгое предупреждение. Да-да, не удивляйтесь, на Сарке до сих пор всем распоряжается местный властелин. Жизнь в налоговом раю — далеко не сахар. Так вот, Кейт было приказано отремонтировать свою халупу — дескать, она отпугивает туристов, да и соседи жалуются. Иначе ее просто вышвырнут с острова. Вот тут на сцене и появляется Жером Морваль. Он в это время регулярно видится с внучкой и проводит выходные — не исключено, что романтические — на Сарке, где проживает бабуля. Морваль — сама доброта — предлагает Кейт Мюрер помощь. Пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Беспроцентный заем, просто так, от чистого сердца. Поразительно, верно?

— Жером был классный парень, — кивнул Амаду Канди.

— В самом деле? Кейт Мюрер позвонила внучке, Элиссон, и сказала, что ее приятель Жером Морваль — прекрасный молодой человек. Просто душка. Он не просто предложил ей пятьдесят тысяч фунтов. Чтобы у нее не возникло чувства неловкости, он сказал, что взамен готов освободить ее от старого хлама в виде картин, в том числе от копии «Кувшинок» Клода Моне.

— А я вам что говорил? — хитро улыбнулся Амаду Канди. — Щедрость и деликатность — в этом был весь Жером.

Серенак наконец оторвал взгляд от теплых красок африканского пейзажа Мюрера.

— Святой человек, — подал он голос. — Кто ж спорит? Правда, Элиссон… Пусть она не была сногсшибательной красоткой, но и безмозглой дурой тоже не была. Она кое-что заподозрила и пригласила к бабуле другого эксперта. Я имею в виду — не вас, месье Канди.

Галерист расплылся в улыбке.

— Вы не догадываетесь, что произошло дальше? — продолжал Серенак.

— Сгораю от нетерпения узнать, — отозвался галерист. — Вы вдвоем отлично рассказываете сказки. Я бы сказал, почти так же здорово, как мой дед.

— «Кувшинки» Моне оказались не копией, а подлинным полотном Моне, — изрек Серенак. — И стоили в сто, если не в тысячу раз больше, чем предложил старушке Морваль…

От хохота Канди стены галереи заходили ходуном.

— Ай да Жером! Ай да пройдоха!

— Вам известно, чем кончилась эта история? — вступил в разговор Бенавидиш. — Элиссон Мюрер порвала всякие отношения с любезным французским джентльменом. Бабушка Кейт в одночасье лишилась и зятя, и друга, но наотрез отказалась продавать картину даже под угрозой выселения с острова. А двумя днями позже ее тело нашли у подножья высокой скалы, возле моста у перешейка Ла-Купе, связывающего между собой две части острова. Представляете, что от нее осталось?

Канди старательно запихивал полотно Мюрера назад в стопку других картин и ничего не отвечал.

— Скамья! — почти крикнул Сильвио. — Скамья с ее именем и датами рождения и смерти у подножья той самой скалы, с которой она бросилась вниз. На Сарке такая традиция. У них нет кладбища, они не хоронят своих покойников в могилах, а ставят прямо на улице, лицом к морю, скамью, на которой выбивают имя умершего. Перед смертью Кейт успела составить завещание, в котором передала картину Национальной галерее Кардиффа.

Канди выпрямился. На его губах по-прежнему играла улыбка.

— У вашей сказки есть мораль. Смотрите: Сарк получил новую скамью, музей Кардиффа — «Кувшинки» Моне, а Жером Морваль избавился от самой некрасивой из своих любовниц.

И он рассмеялся, хотя уже не так громко, как раньше.

— Месье Канди, — с непроницаемым выражением лица произнес Бенавидиш. — Вы сами сказали, что вас официально включили в комиссию по изучению наследия Мюрера…

— И что из того?

— Одновременно мы знаем, что Морваль дал вам поручение найти для него «Кувшинки» Моне. Занимаясь творчеством Мюрера, вы несколько раз ездили на Сарк…

— И сообщил моему большому другу, что «Кувшинки» Кейт Мюрер могут оказаться не копией? Вы к этому клоните?

— Ну, например.

— Даже если и так, что в том незаконного?

— Вы правы, ничего.

— Тогда к чему все эти расспросы?

Сильвио Бенавидиш поднялся на третью ступеньку лестницы, что позволило ему стать вровень с Амаду Канди.

— Убийство Морваля. Одним из мотивов могла быть месть.

— Со стороны Элиссон Мюрер?

— Нет. У нее железобетонное алиби. В то утро, когда произошло убийство, она сидела за окошком кассы у себя в Ньюкасле.

— Тогда что же?

— Что? — повторил его вопрос Бенавидиш. — У нас нет никаких оснований полагать, что Морваль отказался от своей идеи найти еще одно полотно с «Кувшинками». Еще одного простака. С вашей помощью, месье Канди.

Амаду Канди не отрываясь смотрел в глаза Сильвио. Кто первым не выдержит в этой игре в гляделки?

— Если бы я нашел такую картину, инспектор, то не сидел бы сейчас в этой занюханной лавчонке, а уже купил бы себе островок в архипелаге Кабо-Верде, на широте Дакара, объявил о независимости и создал бы свой собственный маленький налоговый рай…