Черные кувшинки - Страница 58

На японском мостике появился запыхавшийся Камиль.

«Только его тут не хватало!»

Камиль заправлял в штаны выбившуюся рубашку, туго обтягивавшую толстый живот.

— Уф, устал. Надо передохнуть.

Он посмотрел на работавшую кистью Фанетту.

— Винсент, Фанетта! Хорошо, что вы здесь. Хочу задать вам одну задачку. Про кувшинки. Вы, наверное, знаете, считается, что кувшинки за сутки увеличиваются в размере в два раза. Если кувшинкам, чтобы покрыть весь пруд, требуется сто дней, то за сколько дней те же кувшинки покроют половину пруда?

— За пятьдесят, ясное дело, — немедленно ответил Винсент. — Дурацкая задачка.

— Фанетта, а ты как думаешь?

«А я никак не думаю. Потому что мне, Камиль, на это глубоко плевать».

— Ну, не знаю… Наверное, за пятьдесят, как Винсент сказал.

На лице Камиля появилась торжествующая улыбка.

«Если он когда-нибудь станет учителем, я уверена, ученики будут его ненавидеть».

— Так я и знал, что вы попадетесь в ловушку! Правильный ответ — не пятьдесят, а девяносто девять!

— Это еще почему? — спросил Винсент.

— По кочану, — презрительно ответил Камиль. — Фанетта, ну хоть ты-то поняла?

«Черт бы тебя подрал!»

— Я работаю…

Камиль стоял на другом конце японского мостика и переступал с ноги на ногу. Под мышками у него растеклись крупные пятна пота.

— Ладно, ладно, сам вижу, что ты работаешь. Последний вопрос, и я ухожу. Вы знаете, как по-латински называются кувшинки?

«Дубина! Дубина! Дубина!»

— Что, не знаете?

Винсент и Фанетта молчали. Но Винсента это ничуть не смутило. Он сорвал лист с глицинии и бросил его в воду.

— Нимфеи, вот как! Слово греческого происхождения. Еще их называют водяными лилиями. А как кувшинки называются по-английски?

«Он когда-нибудь заткнется?»

Камиль не стал дожидаться ответа. Он ухватился за ветку глицинии, желая на ней покачаться. Ветка хрустнула, и он разжал пальцы.

— Waterlily! — провозгласил он.

«Самодовольный дурак! До чего он меня раздражает, слов нет. Хотя надо признаться, что waterlily звучит красиво. Да и нимфеи тоже ничего. Но для меня они всегда останутся кувшинками».

Камиль склонился над картиной Фанетты. От него пахло потом.

— Что рисуешь, Фанетта? Копируешь «Кувшинки» Моне?

— Нет.

— Не «нет», а «да». Я же вижу.

«Камиль вечно хвастается тем, что все знает. Знать-то он знает, но ничего не понимает».

— Что ты видишь, идиот? Если я пишу то же, что писал Моне, это еще не значит, что я его копирую!

Камиль пожал плечами.

— Моне написал прорву картин с кувшинками. Твоя все равно будет хоть на одну, да похожа! Даже если ты напишешь тондо. Ты знаешь, что такое тондо?

«Сейчас я ему кистью в рожу запущу. По-другому он просто не понимает. И что за кретинская манера — задавать вопрос и тут же самому на него отвечать?»

— Тондо — это картина круглой формы. Такая выставлена, например…

«А-а-а-а-а-а!!!»

— Мальчики, вы идете? — вдруг раздался голос Мэри. Она перестала плакать.

Камиль вздохнул. Винсент засмеялся.

— А что, если толкнуть ее в пруд? — предложил он. — Фанетта, ты смогла бы ее написать? Получится оригинально. Mary in the Waterlilies.

Он расхохотался еще громче и начал выталкивать Камиля с мостика.

— Ладно, Фанетта, не будем тебе мешать, — сказал он. — Пошли, Камиль.

«Иногда Винсент меня понимает. Иногда — нет, а иногда — да. Как сейчас вот…»

Наконец-то Фанетта осталась одна. Она вгляделась в гладь пруда. В воде, на поверхности которой плавали кувшинки, отражались плакучие ивы. Фанетта вспомнила, о чем недавно говорил ей Джеймс. Линии схода!

«Если я правильно поняла, оригинальность „Кувшинок“ Клода Моне заключается в композиции, основанной на двух противоположных линиях схода. Первая образована листьями и цветками кувшинок и в принципе лежит на водной глади. Джеймс сказал, что это горизонтальная линия. Пожалуйста, кто бы спорил… Но есть и вторая линия, образованная отражениями — цветущих глициний на берегу, веток ивы, солнечным светом и тенями облаков. Если верить Джеймсу, это вертикальные линии, и они показаны как бы отраженными, как в зеркале. В этом и заключается секрет „Кувшинок“, объяснил Джеймс. Ну хорошо, пусть так, хотя я не понимаю, в чем тут особенный секрет. Необязательно зваться Джеймсом или Клодом Моне, чтобы это заметить. Достаточно просто посмотреть на пруд. Это же само бросается в глаза. В смысле, эти две линии, которые как бы разбегаются в разные стороны. Ну, не то чтобы разбегаются… Все-таки сам пруд и кувшинки на нем никуда не разбегаются. Они неподвижны. Если там и есть какое-то движение, то это скорее иллюзия движения, я бы так сказала…

Черт, ничего не получается! Как только они ушли, мне почти захотелось пойти с ними поиграть. Нет, нельзя! Джеймс сказал, я должна быть эгоисткой. Думать о своем таланте и о конкурсе. Допишу, а потом поиграю».

Фанетта склонилась над палитрой и принялась старательно смешивать краски.

И вдруг замерла. «Черное! Осталась только черная краска».

Фанетта чуть не взвыла, когда ее ноздрей коснулся запах свежескошенной травы. Так всегда пахло от Поля.

— Ку-ку!

— Поль! Ты где был?

— С ребятами в «салки» играли. Шесть конов! Я выиграл.

Он наклонился к холсту.

— Вау, Фанетта! У тебя здорово получается!

— Надеюсь. Хочу отправить на конкурс. По-моему, я одна из всего класса собираюсь в нем участвовать.

— Нашла чему удивляться. Ты победишь. Точно говорю: победишь. Ты классно пишешь.