Черные кувшинки - Страница 91

— Даже не надейтесь, Дюпен. И вообще, что-то эта комедия затянулась…

— Что вы сказали?

— Я сказал, что эта комедия затянулась.

— Комедия?

Дюпен вытаращил глаза. С его лица напрочь исчезло высокомерно-циничное выражение.

— Комедия? Вы сказали: комедия? Комедия… Вы что же, Серенак, так ничего и не поняли? Вы не желаете взглянуть в лицо реальности? Видите ли, есть одна деталь… Хотя вы, Серенак, не имеете о ней ни малейшего представления…

Холодный ствол охотничьего ружья уперся инспектору в сердце. Лоренс Серенак в первый раз не нашелся с ответом.

— Вы понятия не имеете, Серенак, до какой степени мне дорога Стефани. Ради нее я готов на все. Возможно, вы, Серенак, любите Стефани. Возможно даже, любите по-настоящему. Но вы даже не подозреваете, насколько ваша смешная привязанность меньше того, что испытываю к ней я…

Лоренс сглотнул. Его переполняло отвращение.

— Можете называть это как угодно, Серенак, — продолжил Дюпен. — Помешательством. Наваждением. Абсолютной любовью…

Палец на спусковом крючке дернулся.

— Но вы напишете эту прощальную записку! И исчезнете навсегда!

70

Стефани Дюпен посмотрела на настенные часы, висевшие над доской.

16:20.

Еще целых десять минут! Через десять минут она отпустит детей и побежит на свидание с Серенаком. На Крапивный остров. Ее охватило возбуждение. Словно школьницу, которую прыщавый возлюбленный ждет после уроков на автобусной остановке.

«Все это немного смешно», — подумала она. Ну да, конечно. Но она слишком давно не осмеливалась прислушаться к своему сердцу и всмотреться, мечтая о безоблачном счастье, в небесную голубизну. Что, если отпустить детей прямо сейчас? Чмокнуть каждого в обе щеки и сказать, что она от них уходит? Что она отправляется в кругосветное путешествие! А когда вернется, они уже станут большими!

И звонко рассмеяться при виде изумленных лиц их родителей!

Ведь и правда смешно. Восхитительно смешно! Сегодня ей было не до строгостей. Она не ругала детей за шалости, вместо этого хихикая над ними, как дурочка… Она даже не отчитала их за то, что никто, включая самых способных учеников, не сдал работы для участия в конкурсе фонда Робинсона. В любой другой день она произнесла бы перед ними торжественную речь о том, что нельзя упускать счастливый шанс, что юному таланту необходима помощь, что никогда не следует наступать на горло собственной песне и позволять угаснуть искре дарования… Она целый год повторяла им эти советы, на самом деле обращенные в первую очередь к себе.

Она в свое время тоже наслушалась советов!

Еще девять минут. И она убежит.

Дети корпели над математической задачей. Пусть ненадолго отвлекутся от Арагона и живописи. Кое-кто из родителей высказывал ей свое недовольство: дескать, она слишком мало внимания уделяет полезным наукам, например математике…

«Преступно мечтать…»

Стефани обратила взгляд своих фиалковых глаз за окно, за шеренгу тополей, обступивших сад Моне.

— Ты что, так и не сдала картину? — прошептал Поль, поворачиваясь к Фанетте.

Фанетта его не слышала. Учительница смотрела в окно.

«Скоро!»

Фанетта прокралась к парте, за которой сидел Поль.

— Что ты сказал?

— Картина? На конкурс?

Винсент бросил на них странный взгляд. Мэри неторопливо ерзала на стуле, дожидаясь, чтобы поднять руку, как только учительница повернет голову от окна.

— Не смогла. Меня сейчас мать по утрам до самой школы провожает. Опять бы раскричалась. После уроков тоже встречает…

Фанетта покосилась на учительницу: «нет, по-прежнему стоит, уставившись в окно. А вот Мэри, кажется, встает из-за парты… Нет, не успела — Камиль склонился над ее тетрадью и начал объяснять ей, как решать задачу.

Вот спасибо тебе, Камиль. Молодец, толстяк! По правде говоря, Мэри удивительно тупа в математике. Она вообще тупая. Камиль этим пользуется. Задирает перед ней нос. На Мэри это в конце концов должно подействовать…»

Фанетта сидела на корточках возле парты Поля.

— Поль! — шепотом произнесла она. — Можешь после уроков сбегать за моей картиной? Она там, в тайнике. Отнеси ее учительнице, ладно?

— Конечно! — сказал Поль. — За пять минут туда-обратно сгоняю.

Фанетта проскользнула между партами, торопясь потихоньку вернуться на свое место. «Учительница ничего не заметила бы, если бы не этот придурок Пьер! Выставил свой ранец прямо в проходе». Фанетта споткнулась о ранец, который сдвинулся в сторону и налетел на ножку стула. Раздался странный металлический звук — словно колокольчик зазвенел.

«Идиотка!»

Стефани Дюпен повернулась к ученикам.

— Фанетта! — сказала учительница. — Почему ты расхаживаешь по классу? Немедленно сядь на место.

71

Ружейный ствол по-прежнему упирался в кожаную куртку инспектора Лоренса Серенака. Жак Дюпен целил ему прямо в сердце. Поляна напоминала античный храм, роль сводов в котором исполняли тополя. Священное место, где царит тишина. За деревьями угадывалась сверкающая гладь реки, убегающей вдаль.

Серенак пытался размышлять быстро и методично. Кто такой этот человек, что стоит сейчас напротив него? Тот, кто целится ему в грудь? Является ли Жак Дюпен убийцей Жерома Морваля? Если да, то перед ним — расчетливый и осторожный преступник. Подобный тип не станет средь бела дня стрелять в полицейского. Он просто блефует.

Догадаться по лицу Жака Дюпена, так ли это, было невозможно. Он выглядел обычным охотником на Астрагальском холме, берущим на мушку кролика или куропатку: брови нахмурены, взгляд сосредоточен, влажные губы слегка подрагивают от азарта. Не слишком удачливым охотником, которому в кои-то веки попалась на пути крупная дичь. Серенак заставил себя проанализировать ситуацию, отталкиваясь от противоположной точки зрения. Допустим, Жак Дюпен — просто ревнивый муж, униженный изменой жены. Станет такой хладнокровно убивать соперника?