Черные кувшинки - Страница 42

Бенавидиш зевнул еще шире, чем до того.

— А что, эта прогулка — большая тайна?

Он потер глаза.

— А я завтра встречаюсь с хранителем Руанского музея изящных искусств.

— За каким чертом он тебе понадобился?

— Проявляю инициативу и самостоятельность. Сами мне советовали. Допустим, я хочу составить собственное представление о творчестве Моне вообще и о «Кувшинках», в частности.

— Знаешь, Сильвио, будь на моем месте кто-нибудь более подозрительный, он решил бы, что ты демонстрируешь недоверие к начальству.

В усталых глазах Сильвио Бенавидиша блеснула озорная искорка.

— Джокер!

Инспектор Серенак аккуратно налил себе кофе в чашку с оббитыми краями. В другую опустил чайный пакетик, налил кипяток и передал помощнику.

— Нет, видно, никогда мне не понять нормандскую психологию. Сильвио, ты ведь сейчас должен быть с женой, а ты…

— Не волнуйтесь, патрон. Просто я очень упрямый человек. В живописи я не смыслю ни бельмеса, но в своем деле малость разбираюсь. Так что послушайте меня еще немного. Осталась последняя колонка. Детишки одиннадцати лет.

Серенак глотнул кофе и скривился:

— Твой пунктик.

— Я проверил список, составленный Стефани Дюпен. Ясное дело, у меня же пунктик. Я искал мальчика или девочку десяти примерно лет, чья мать примерно те же десять лет назад подрабатывала уборкой, например, в семье Морвалей…

— …И задирала юбку, не снимая синего халата? И как результат?

— По нулям. Ни один ребенок в деревне не соответствует этим условиям. В Живерни есть девять детей в возрасте от девяти до одиннадцати лет. Двоих воспитывают матери-одиночки. Первая работает в булочной Гасни — это селение по ту сторону плато, вторая водит местный автобус.

— Оригинально.

— Пожалуй. Есть одна разведенная мамаша, преподает в средней школе в Эврё. У остальных детей есть и мама и папа. И ни одна из женщин никогда не зарабатывала уборкой — ни сегодня, ни десять лет назад.

Серенак поставил локти на пластиковый стол и изобразил на лице уныние.

— Сильвио, я вижу всего два объяснения твоему фиаско. Первое и наиболее вероятное сводится к тому, что твоя гипотеза о незаконнорожденном ребенке — мура. Второе состоит в том, что ребенок, которого Морваль поздравил с днем рождения, о чем свидетельствует найденная в его кармане открытка, живет не в Живерни. Как, впрочем, и любовница в синем халате, вне зависимости от того, есть у нее дети или нет.

Бенавидиш не притронулся к своему чаю.

— Если позволите, патрон, — тихо произнес он. — Есть и третье объяснение.

— Какое же?

Сильвио чуть поколебался, прежде чем заявить:

— Да просто список… Список, который вам дала Стефани Дюпен, фальшивый.

— То есть?

Серенак чуть не опрокинул чашку кофе. Сильвио поглубже вжался в лиловое кресло.

— Ладно, попробую выразиться по-другому, — сказал он. — Откуда нам знать, что этот список полон? Ведь Стефани Дюпен тоже значится в числе подозреваемых.

— Не вижу связи между ее гипотетической связью с Морвалем и учениками из ее класса.

— Я тоже не вижу. Но в этом деле ничто ни с чем не вяжется. Будь у нас время, мы бы сверили ее список с официальными данными жителей Живерни: фамилии родителей, кем работают сейчас и кем работали в прошлом, девичьи фамилии матерей и так далее. Говорите что хотите, но эта цитата из Арагона, приклеенная к открытке, уж точно связана со школой. Напомнить вам ее? «Преступно мечтать, ждет виновного кара». Деревенские детишки учат эти стихи наизусть. Вы сами мне об этом говорили — со слов Стефани Дюпен.

Серенак одним глотком допил содержимое чашки.

— Хорошо, допустим, у нас есть основания для сомнений. Как ты думаешь, с какого боку мы можем подступиться к решению этой загадки?

— Понятия не имею. У меня вообще складывается впечатление, что жители деревни что-то от нас скрывают. Как будто у них тут действует некий закон омерты.

— Почему ты так думаешь? И потом, еще недавно ты утверждал, что впечатления — не твой конек…

В глазах Сильвио зажглось беспокойство.

— Дело в том… Дело в том, что я рассказал не все новости из третьей колонки. Предупреждаю, патрон, то, что скажу, прозвучит довольно странно. Я бы даже сказал: поразительно.

31

Утром в Живерни установилась прекрасная погода. Я в кои-то веки даже открыла окно в гостиной и решила устроить уборку. Солнце недоверчиво заглядывало ко мне в комнату, словно гость, впервые переступающий порог чужого дома. Не найдя ни одной пылинки, которую солнечные лучи могли бы заставить танцевать, они устроились на буфете, стульях и столе, высветлив их деревянные поверхности.

Мои висящие в углу «Черные кувшинки» так и остались в тени. Я не хочу, чтобы их кто-нибудь увидел, даже случайно задрав с улицы голову к верхнему этажу башни.

Я более или менее бесцельно кружилась по комнате. Все вещи стояли на своих местах. Я задумалась: где это может быть? На верхней полке шкафа, в ящике комода? Или внизу, в гараже, в одной из покрытых плесенью картонных коробок, выстланных изнутри разрезанными пополам пластиковыми мешками для мусора, в которые я не заглядывала уже несколько лет? Да какой там «лет» — десятилетий… Я точно знала, что ищу, но напрочь запамятовала, куда это убрала.

«Склероз, — хмыкнете вы, — ясное дело». Ну, пусть склероз. Только не рассказывайте мне, что вам ни разу не случалось перевернуть вверх ногами весь дом в поисках какой-нибудь вещицы, про которую вы точно знаете, что ее не выбрасывали.