Делать нечего, пришлось зайти. Я лишь успела заметить на дороге клубы дыма — похожие поднимаются над поездами в кино про Дикий Запад. Мимо нас промчался мотоцикл. Он ехал быстро, но я успела его разглядеть.
«Тайгер-триумф Т-100».
Стефани прибежала на Крапивный остров, задыхаясь. Через кукурузное поле она пролетела не останавливаясь, словно не хотела терять ни секунды перед своим свиданием.
Она знала, что ее ждет Лоренс.
Раздвинув густую, в человеческий рост, траву, она вышла на поляну.
Под тополями Крапивного острова стояла тишина, как в храме.
Лоренса не было.
Он не спрятался, чтобы ее поддразнить. Его просто не было. Иначе она увидела бы его «Тайгер-Триумф».
Пробираясь через поле, она явственно слышала мотоциклетный треск, но не захотела обернуться и посмотреть. Она видела вдали облачко дыма. Но ей хотелось думать, что она ошиблась. Что Лоренс придет, хотя треск не приближался, а отдалялся. Она убеждала себя, что это из-за ветра. Не могла же она допустить, что Лоренс уезжает. Уезжает от нее?
Почему он уехал? Почему не дождался?
Лоренса не было.
Она огляделась и заметила на стволе ближайшего тополя белый листок. На нем были нацарапаны какие-то слова.
Она приблизилась к дереву. Она уже чувствовала, что сейчас прочтет что-то такое, что ей совсем не понравится. Что этот листок будет похож на похоронное извещение.
Двигаясь, как во сне, она подошла вплотную к тополю.
Буквы на листке плясали, как сумасшедшие.
Четыре строчки:
...«Счастливой любви не существует.
Кроме той, что хранит наша память.
Прощай навсегда.
У Стефани подкосились ноги. Она вцепилась в древесную кору, но та осыпалась под ее пальцами, и Стефани упала. Гигантские стволы закружились над ней в дьявольском хороводе.
Счастливой любви не существует.
Написать эти слова мог только Лоренс. Воспоминание… Вот что ему было нужно. Приятное воспоминание.
На ее светлое хлопчатобумажное платье налипли камешки и влажная земля. Руки и ноги испачкались. Стефани заплакала, отказываясь верить в очевидное.
Дура, какая же она была дура!
Воспоминание…
Прощай навсегда.
Ей тоже придется довольствоваться воспоминанием. Всю жизнь. Вернуться в Живерни, в свой класс, домой. Продолжать жить как ни в чем не бывало. Своими руками захлопнуть клетку.
Идиотка!
Во что она поверила?
Ее затрясло. В тени деревьев веяло холодом. Платье намокло. Откуда здесь вода? Ее мысли путались. Она ничего не понимала — над лугом весь день светило солнце. А, плевать. Господи, какая же она грязная. Она поднесла руки к лицу, чтобы утереть слезы.
Боже мой!
Стефани ошеломленно смотрела на свои ладони. Они были красными. Красными от крови.
У нее закружилась голова. Что тут произошло? Стефани подняла руки — они тоже были перепачканы кровью. Платье пропиталось пурпурными пятнами.
Она лежала в луже крови!
Красной крови. Совсем свежей.
Внезапно на деревьях за ее спиной зашелестели листья.
Там кто-то был.
— Что это у тебя там? Что в этом пакете?
Поль обернулся и тут же испустил вздох облегчения. Это был Винсент! Мог бы и раньше догадаться. Винсент вечно за всеми шпионит. Но все равно хорошо, что это всего лишь Винсент. Хотя он говорит каким-то странным голосом. И смотрит как-то странно.
— Ничего.
— Как это «ничего»?
Фанетта была права. Винсент — прилипала.
— Ну ладно. Раз уж тебе так хочется, покажу. Смотри!
Поль наклонился и снял с картины оберточную бумагу. Винсент подошел к нему поближе.
«Готовься, хорек любопытный, сейчас увидишь!»
Поль снял обертку. «Кувшинки» Фанетты заиграли на солнце всеми своими красками. Цветы кувшинок на холсте подрагивали, словно двигались по нарисованной воде, как плавучие островки.
Винсент ничего не сказал, лишь не отрываясь смотрел на картину.
— Ладно, — наконец решительно произнес Поль. — Помоги мне ее завернуть. Надо отнести учительнице. Это на конкурс, сам понимаешь.
Он бросил на Винсента исполненный гордости взгляд.
— Что думаешь? Разве не гениально? У Фанетты настоящий талант! За нее будут сражаться лучшие художественные школы мира! Токио, Нью-Йорк, Мадрид… А она будет выбирать!
Винсент выпрямился. Его вдруг зашатало, как пьяного.
— Что с тобой? — забеспокоился Поль.
— Н… н-не делай этого, — чуть слышно прошептал Винсент.
— Что не делать?
Поль начал заворачивать картину в бумагу.
— Не относи эту к-картину учительнице. Н-нельзя, чтобы ее отослали на край света. Потому что потом они заберут у нас Фанетту.
— Да что ты болтаешь? Помоги мне лучше.
Винсент приблизился к Полю, который сидел на корточках, накрыв его своей тенью.
— Брось картину в реку! — Винсент произнес это громко и властно. Поль еще никогда не слышал, чтобы он так говорил. Он поднял голову: что он, шутит, что ли?
— Винсент, прекрати болтать ерунду. Помоги завернуть.
Винсент ничего не ответил. Потом неожиданно шагнул вперед, поднял правую ногу и пихнул картину.
Та съехала к ручью, до которого было всего несколько сантиметров.
Но рука Поля удержала ее. Поймала в последний момент. Поль вскочил на ноги.
— Ты что делаешь, псих?! Ты же ее чуть не уронил!
Поль не боялся, что Винсент кинется в драку. Винсент никогда не дрался с теми, кто сильнее его, а Поль был сильнее. Значит, надо просто объяснить ему. Он поймет.