Винсент отступил на пару метров, укрылся под ветвями плакучей ивы и принялся рыться в карманах.
— Поль, я все равно не дам тебе этого сделать. Я не допущу, чтобы у нас отняли Фанетту.
— Больной! Иди отсюда!
Поль двинулся на Винсента. Тот выскочил из-под ивы. В руках у него блеснул нож.
— Ты что?..
От удивления Поль остолбенел.
— Сейчас ты отдашь мне эту картину, Поль. И я ее немного порежу. Совсем чуть-чуть…
Поль больше не слушал, что говорит Винсент. Он смотрел на нож — широкий и плоский. Он видел такой у Фанетты. Художники пользуются им, чтобы чистить палитру. Он называется «мастихин».
«Откуда у Винсента мастихин?
У кого он его украл? У какого художника?»
— Давай сюда картину, — повторил Винсент. — Ты же видишь, я не шучу.
Поль оглянулся. «Хоть бы кто-нибудь пришел на помощь — сосед, случайный прохожий, все равно кто». Он поднял глаза к башне мельницы «Шеневьер». Никого. Ни одной живой души. Ни кошки, ни собаки. Даже Нептун куда-то исчез.
У него закружилась голова.
В памяти всплыло имя. «Нет, этого не может быть! Джеймс».
Поль еще раз взглянул на нож в руке Винсента. Нож был грязный. Художники всегда моют свои инструменты.
А Винсент не вымыл.
Лезвие ножа покрывали ржавые пятна.
Это была засохшая кровь.
Ноги Стефани скользили по влажной, пропитанной кровью земле, безуспешно ища опору.
«Кто-то идет».
Она потянулась руками к стволу тополя, обхватила его и, превозмогая слабость, поднялась на ноги. Ей казалось, что она вся покрыта экскрементами и кровавыми ошметками, как будто ее швырнули в братскую могилу и она выбиралась из-под трупов.
«Кто-то идет».
Стефани вцепилась в тополь, прижалась к нему и принялась тереться о ствол дерева, пытаясь то ли очиститься, то ли взять у него немного силы.
«Кто-то идет».
Кто-то шел берегом Эпта. Она отчетливо слышала звук шагов и шелест раздвигаемых папоротников. Шаги приближались. От шеренги тополей отделился темный силуэт. Солнце било Стефани в глаза, и она не могла разглядеть, кто это.
«Лоренс?»
Хоть бы это был Лоренс. Стефани тут же забыла бы про кровь и грязь. Она содрала бы с себя перепачканное платье и бросилась бы к нему в объятия.
Он вернулся. Он ее увезет.
Сердце колотилось в груди.
— Я… Я нашел его таким.
Жак. Это голос Жака.
Ледяной.
Пальцы Стефани царапали древесную кору. Один за другим ломались ногти, причиняя боль, переходящую в нестерпимую муку.
Темный силуэт подходил к ней все ближе.
Жак.
Ее муж.
Стефани словно отупела. Она даже не задумалась, как он попал на Крапивный остров. Она не пыталась восстановить последовательность событий. Они навалились на нее слишком быстро и были слишком страшными, чтобы она сохранила ясность ума.
Жак нес на руках что-то большое. Собака! Это была собака. Кто-то снес ей полголовы. Кровь из чудовищной раны капала на ноги Жаку.
Нептун.
— Я нашел его таким, — бесцветным голосом сказал Жак. — Случайный выстрел, не иначе. Кто-то из охотников… Принял его за дичь. Или… Или его убила какая-то сволочь. Стефани, он не страдал. Он умер мгновенно.
Стефани медленно сползла на землю, обдирая о древесную кору руки и ноги. Боли она не чувствовала. Она вообще ничего больше не чувствовала.
Жак улыбнулся ей. Жак очень сильный. И такой спокойный.
Он аккуратно положил мертвого Нептуна на траву.
— Все будет хорошо, Стефани.
Стефани поняла, что у нее нет сил сопротивляться. Хорошо, что Жак пришел. Что бы она без него делала? Он всегда рядом. Никогда не жалуется. Ни в чем ее не упрекает. Ничего не просит. Просто он есть. Как вот это дерево. Жак — это дерево, которое кто-то посадил рядом с ней. Он не беспокоится, когда она от него отдаляется. Он знает, что она вернется, чтобы укрыться в его спасительной тени.
Жак протянул ей руку. Она встала.
Она ему верит. Только ему. Он — единственный мужчина, который ни разу ее не предал. Она уткнулась ему в плечо и зарыдала.
— Пошли, Стефани. Пошли. Я оставил машину тут неподалеку. Положим Нептуна в багажник. Пошли, Стефани. Пошли домой.
Инспектор Лоренс Серенак прислонил мотоцикл к белой стене здания комиссариата. Расстояние от Живерни до Вернона он преодолел за какие-нибудь пять минут. Внутрь он влетел как ураган. Мори сидел на месте дежурного и беседовал с тремя девушками. Одна из них, на грани истерики, беспрестанно повторяла, что у нее только что украли на вокзальной площади сумку.
— Сильвио не видел?
Мори поднял голову.
— Он внизу. В архиве.
Серенак стрелой промчался мимо него, кубарем скатился по лестнице и толкнул красную дверь. Сильвио Бенавидиш сидел за столом и что-то писал. На столе стояла коробка для вещдоков по делу Морваля; ее содержимое было аккуратно разложено рядом. Фотографии любовниц Жерома Морваля, снимки с места преступления, список учеников школы в Живерни, отчет патологоанатома о вскрытии, результаты графологической экспертизы, фотокопии картин с кувшинками, какие-то рукописные записки…
— Патрон! Хорошо, что вы пришли. По-моему, я кое-что нашел…
Серенак его не дослушал.
— Бросай все, Сильвио. Мы закрываем дело.
Бенавидиш посмотрел на него с удивлением.
— Я все же расскажу вам, что узнал. Во-первых, я наконец нашел пятую женщину. Ту самую, в синем халате. Проверил квитанции семьи Морваль, выяснил, кому и за что они платили. Обзвонил несколько десятков человек. Короче, ее зовут Жанна Тибо. Она действительно спала с Морвалем — как она мне объяснила, чтобы не потерять работу. Расчет себя не оправдал — Патрисия выгнала ее через два месяца. Она переехала в пригород Парижа. Сейчас живет с почтальоном. У нее двое детей, пяти и трех лет. В общем, ничего интересного. Этот след тоже завел в тупик.