Серенак поднял на помощника мрачный взгляд.
— Вот именно. Тупик. Я рад, что ты со мной согласен. Это дело…
— Но, — торжествующим голосом перебил его Бенавидиш, — я не поленился и съездил в архив управления департаментом. Провел там прорву времени. Зато нашел номера газеты «Вернонский республиканец» за тысяча девятьсот тридцать седьмой год. Они писали о смерти мальчика по имени Альбер Розальба. Даже взяли интервью — если его можно так назвать — у матери погибшего ребенка, Луизы Розальба. Она не верила в то, что это был несчастный случай. Она…
— Ты меня не понял, Сильвио! — громко сказал Серенак. — Мы бросаем это дело. Расследование зашло в тупик. Все это чистый бред! Неизвестные полотна с кувшинками, спрятанные на чердаках у жителей Живерни, ребенок, утонувший бог знает когда, еще до войны, мужья-рогоносцы!.. Мы занимаемся какой-то фигней!
Бенавидиш наконец отложил в сторону ручку.
— Простите, патрон, но я вас не понимаю. Что вы имеете в виду, говоря: «Мы бросаем это дело»?
Серенак одним взмахом руки смел со стола бумаги и уселся на освободившееся место.
— Хорошо, Сильвио, я выражусь иначе. Ты был прав. По всем пунктам. С моей стороны было настоящим безумием смешивать расследование уголовного преступления с личными чувствами. Я понял это слишком поздно, но все-таки понял.
— Вы говорите о Стефани Дюпен?
— Если угодно…
Сильвио Бенавидиш снисходительно улыбнулся и принялся методично собирать рассыпанные бумаги.
— Значит, Жак Дюпен — больше не враг народа номер один?
— Судя по всему, нет.
— Но тогда…
— Послушай меня, Сильвио! — Серенак яростно застучал кулаком по столу. — Я сейчас позвоню судебному следователю и скажу, что я завяз в этом деле. Я признаю собственную профнепригодность. Если он решит передать расследование другому…
— Но…
Сильвио Бенавидиш обвел взглядом разложенные на столе предметы, после чего покосился в свои записи.
— Понимаю вас, патрон. Наверное, это правильное решение. Хотя…
Он пригляделся к начальнику и воскликнул:
— Господи, что с вами, патрон?
— А что?
— Да у вас вся куртка в крови! Вы что, труп переносили?
Лоренс вздохнул.
— Я тебе все потом объясню. Что ты имел в виду, когда сказал: «Хотя»?
Сильвио заколебался. В конце концов он отвел глаза от окровавленной одежды Серенака.
— Хотя… Чем старательнее я собираю части головоломки, тем упорнее меня преследует мысль о том, что какому-то одиннадцатилетнему ребенку грозит опасность. Если мы сейчас бросим это дело, есть риск, что…
Сильвио Бенавидиш не успел договорить. По лестнице прогрохотали торопливые шаги и в комнату ворвался агент Мори.
— Сильвио! Только что из роддома звонили! Вроде как там началось! Сказали, воды отошли… Я спросил, что и как, но они со мной не стали разговаривать. Сказали, пусть папаша сюда мчится. Быстро!
Бенавидиш вскочил со стула и схватил свою куртку. Лоренс Серенак дружески хлопнул его по плечу.
— Давай, Сильвио, дуй! Об остальном забудь!
— Да… Ой… Но…
— Беги, дурила!
— Спасибо, Лор… То есть патрон… Ну, это… Лоренс, я…
Он пытался надеть куртку, но руки отказывались попадать в рукава.
— Чего ты тянешь? — торопил его Серенак. — Беги давай!
— Уже бегу. Последнее, патрон… Можно на «ты»?
— Давно пора, дубина.
Они улыбнулись друг другу. Инспектор Бенавидиш окинул взглядом разложенные на столе бумажные листы, задержавшись на фотографии Стефани Дюпен, шагнул к двери и с порога сказал:
— Я взвесил все «за» и «против» и пришел к выводу, что ты правильно решил бросить это дело!
Лоренс Серенак слушал, как стучат по лестнице башмаки убегающего помощника. Топот ног доносился все слабее, затем хлопнула вдали дверь, и настала тишина. Серенак медленно складывал в красную архивную коробку материалы расследования. Фотографии, отчеты, записи. Подойдя к полке, пробежал глазами расставленные в алфавитном порядке другие коробки и нашел место для своей.
На букву «М». Дело Морваля.
Он отступил на шаг. Дело Морваля превратилось в одно из сотен других, так же оставшихся нераскрытыми. Несмотря ни на что, из головы у Серенака не шли слова Сильвио.
«Какому-то ребенку грозит смертельная опасность.
Один ребенок умирает. Другой рождается.
Сильвио забудет…»
Лоренс Серенак почти весело посмотрел на кучу сапог, сваленных в углу, — владельцы за ними так и не явились, что неудивительно: это старье годилось разве что на помойку. На столе по-прежнему лежал гипсовый слепок следа, найденного на берегу ручья. «Да уж, — иронично подумал он, — расследование завершилось пшиком». И тут же перекинулся мыслями к Стефани и смерти Нептуна.
Да, он принял верное решение. Хватит уже смертей.
Что же до фиалковых глаз Стефани, ее фарфоровой кожи, бледных губ и серебристых лент в волосах…
Он о них забудет.
Во всяком случае, он на это надеялся.
— Дай сюда картину, — повторил Винсент.
С ножом в руке он заговорил совсем другим голосом, будто сразу стал на несколько лет старше, — так говорят подростки, накопившие немалый опыт в уличных потасовках. Поль крепче прижал к себе картину.
— Винсент, откуда у тебя этот нож?
— Нашел! И вообще это не твое дело! Гони картину! Ты сам понимаешь, что я прав! Если тебе действительно дорога Фанетта…
У Винсента странным образом изменились глаза. Начиная от уголков, они наливались кровью. Как у настоящего безумца. Поль раньше никогда не видел Винсента в таком состоянии.